Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1 - Ирина Кнорринг

Едва мы успели напиться чаю, как полил такой ливень, что трудно себе представить. Мы спрятались на террасе гостиницы. Потом мы собрались ехать на пароходе в Киев. Пошли на пристань, купили билеты, стали ждать парохода. Наконец он подошел. Тут случился курьезный случай. Папа-Коля стал матросом. С парохода бросили на пристань канат. Публика расступилась. Канат упал на пол и стал скользить в воду. Дядя Алеша придержал его, Папа-Коля взял его в руки и кричит на пароход: «Что же мне с ним делать?». Ему отвечают: «Тяните за привязку». Нечего делать, пришлось Папе-Коле притянуть пароход и привязать его. Мы сели, и тут пошел дождь. Мы проехали довольно красивые места. Проезжали под железнодорожным мостом и наконец пристали к Киеву. Там сели на трамвай и приехали домой очень поздно. Мы все были очень довольны прогулкой.

7 августа 1918. Среда

Эта Церковь находится за г. Киевом. Мимо нее проходит трамвай в Пущу. При этой церкви есть больница (чуть ли не для полоумных и опасных больных; там часто умирали, и при нас туда ввозили много гробов, это было неприятно). В этой церкви рисовал известный художник Врубель.[41] Он когда нарисовал картины, сошел с ума и кончил жизнь в больнице, при церкви. Его картины очень хорошо нарисованы, но лики святых отличаются тем, что глаза у них какие-то дикие, сумасшедшие, но не все. Мне очень понравились три картины у входной двери. 1-я — скрежет зубов, там нарисованы мучения ада (на всех трех), головы и зубы, — как будто скребут зубами; 2-я — червь не усыпляемый, опять головы, изо рта, из носа, из головы ползут черви; и 3-я — огнь неугасаемый, головы в огне. Но эта церковь мне не очень понравилась, там очень темно и мрачно. На службе, говорят, бывает очень мало народу.

Воспоминанья дней былыхНаводит сладкое молчанье.В кругу родных, друзей моихПривольно мне. Воспоминанья

Теснятся светлою гурьбой,Вокруг меня и надо мной —Давно знакомые картины.Я вижу ряд веселых дней…Вокруг — леса, холмы, долины…

Воспоминанье прежних дней —Отрада мне. В кругу друзейОно приходит, как желанье.О детских светлых днях расскажет,Навеет на меня мечтанье.Картины радости покажет…Ко мне, ко мне, воспоминанье!..

9 августа 1918. (Пятница. — И.Н.)

Вчера мы (Дёма и Наташа), можно сказать, сбесились. Мы искусственно смеялись и наконец стали такие веселые, что прямо ужас. Мы пели «отца Феофила» и «Нюра-Дура». Потом под нами оборвался гамак. Мы так смеялись.

Дёма и Наташа очень интересуются тем, что написано в загнутых уголках. Они дразнятся, что там написано «Ирина и Володя»![42] Как это глупо! Дёма пристает, чтобы я ему показала дневник. Я ему показала почти все, конечно, мельком. Дело дошло до уголков. Они пристают, покажи! Ну, уж это дудки! С маслом! А Наташка говорит, что она подглядывала ко мне в дневник. Дурная! Она только меня навела на мысль, что надо прятать от нее дневник. Но куда? На окно, под книги.

(Сентябрь 1918. — И.Н.)

Договор № 1

Ирины К<норринг> и Тани Г<ливенко>

Ирина и Таня обещали не церемониться, бывая друг у друга. При сем прилагаются подписи Таня Г<ливенко>. Ирина К<норринг>.

Договор № 2

Ирины К<норринг> и Тани Г<ливенко>

Ирина и Таня обещали говорить правду, оценивая свои произведения друг друга.

При сем прилагаются подписи Таня Г<ливенко>. Ирина К<норринг>.

1. Хороший тон

1) Держать все вещи аккуратно.

2) Опрятно одеваться.

3) Держать хорошо свои руки и ногти.

4) Свои работы делать аккуратно.

5) Чистить зубы с порошком.

2. Правила

1) Вставать рано и не валяться в постели.

2) Делать свои обязанности.

3) Хороший тон.

Полдень. Давно уже светит солнце в окно к царю Спиридону Спиридоновичу. Царь проснулся. Он спал на огромной кровати в добрую сажень шириной, в три длиной (царь был так объемист, что не уместился бы на более маленькой кровати). Над кроватью был сделан кисейный полог, а на нем все ленточки, ленточки. Из стены выходило к кровати несколько труб. (Эти трубы проходили через стены в комнату к слугам; каждая труба — к особому слуге). Царь дунул в одну из них, да так крикнул, что слуги услышали бы и без труб.

И тотчас перед ним явились два слуги. Входя, чтобы не потревожить короля, они сняли свои сапоги да еще с таким грохотом, что могли бы разбудить и мертвого. На них были темно-синие балахоны такой длины, что они в них путались, на голове остроконечные шляпы с кисточкой. Вошли и поклонились. Один из них подошел к стене и нажал едва заметную кнопку (с кулак), и тотчас в коридоре показалось странное шествие. Впереди нес слуга корону, украшенную битым кирпичом, за ним несли мантию и одежду короля. За ним шли слуги, чтобы одевать короля. Долго шли мелкие слуги, которые несли всякую ерунду, как, например, на золотом подносе — носовой платок царя. Несколько слуг бросились к постели короля и поставили его на ноги. Царь облокотился локтями на стол и крикнул: «Эй, подушку. Не на стол же мне облокотиться». Короля стали одевать. Церемония одевания началась.

Царь облокотился локтем на стол. Стол был жесткий, царю стало больно. Он крикнул: «Эй, подушку! Не буду же я…» «…облокачиваться на жесткий стол», — повторили какие-то неведомые голоса. Чтобы облегчить царю труд говорить, в стены сажали слуг, которые через трубы договаривали за царя начатые фразы. Тотчас под локтем царя появилась бархатная зеленая подушка. Царя одевали множество слуг. Царь был низенького роста, но необыкновенной толщины. Лицо у него было совершенно круглое, нос лепешкой, глаза как щели и рыжая борода. Он всегда носил красную рубаху и синие штаны. Мантию же он менял постоянно. Наконец церемония кончилась. Царя повели чай пить.

Это лето я провела очень хорошо. Начало лета я была в Харькове. Целые дни я с подругой гуляла в Технологическом саду, занималась мало.